Иллюзии

14

«В твоей жизни все люди появляются и все события происходят только потому, что ты их туда притянул. И то, что ты сделаешь с ними дальше, ты выбираешь сам».

— Дон, разве тебе никогда не бывает одиноко? — мы сидели в кафе, в городке Раперсон, штат Огайо, когда мне пришло в голову спросить его об этом.

— Я удивлен, что ты...

— Подожди. Все эти люди, мы видим их всего несколько минут. Но иногда в толпе мелькнёт лицо, появится прекрасная незнакомка, в глазах которой сверкают звезды, и мне хочется остаться и сказать ей: «Привет!», побыть в одном месте, просто отдохнуть от скитаний.

Но вот десять минут в воздухе позади, если она вообще отважится на полёт, и она исчезает навсегда, а на следующий день я улетаю в Шелбайвиль и уже больше никогда её не увижу. Мне одиноко. Но я думаю, что не смогу найти друзей, готовых к многолетней дружбе, если я сам не такой. Он молчал.

— Или смогу?

— Мне уже можно говорить?

— Сейчас, да.

Гамбургеры в этом кафе были до половины завернуты в тонкую пергаментную бумагу, и когда начинаешь их разворачивать, из нее сыпятся зерна кунжута, зачем их только положили? Но гамбургеры были хороши. Он некоторое время молча ел, я принялся жевать, думая о том, что он скажет.

— Понимаешь, Ричард, мы — магниты. Нет, не так. Мы — железо, а вокруг нас обмотка из медной проволоки, и мы можем намагнититься, когда захотим. Пропуская наше внутреннее напряжение через провод, мы можем притянуть всё, что захотим.

Магниту всё равно, как он работает. Он такой, какой есть, и по своей природе, он одни вещи притягивает, а другие нет. Я съел ломтик жареной картошки и строго глянул на него.

— Ты забыл сказать об одном, как мне это сделать?

— Тебе не надо ничего делать. Космический закон, помнишь? Всё подобное взаимопритягивается. Просто будь самим собой, спокойным, светлым и мудрым. Всё происходит автоматически.

Когда мы выражаем в этом мире самих себя, ежеминутно спрашивая, действительно ли я хочу это сделать, и совершаем поступки, только если ответом будет искреннее «да», — это автоматически отводит от нас тех, кто не может ничему от нас научиться, и притягивает тех, кто может, а также тех, у кого есть чему поучиться нам.

— Но в это надо очень сильно верить, а пока всё это случится, бывает так одиноко.

Он странно посмотрел на меня.

— Вера тут ни при чём. Никакой веры не надо. Необходимо лишь воображение. — Он расчистил стол, отодвинув тарелку с картошкой, соль, кетчуп, вилки, ножи, и мне стало любопытно, что же произойдёт, что материализуется тут, прямо у меня на глазах.

— Если у тебя воображение с это кунжутное зернышко, — сказал он, для наглядности бросив в центр опустевшего стола настоящее зёрнышко, — для тебя нет ничего невозможного.

Я посмотрел вначале на зёрнышко, а потом на него.

— Вот хорошо, если бы вы, мессии, собрались бы как-нибудь вместе и договорились о чем-нибудь одном. Я-то думал, что если весь мир ополчается против меня, надо уповать на веру.

— Нет. В своё время я хотел исправить эту ошибку, но это оказалось не так-то просто. Две тысячи, пять тысяч лет назад они ещё не придумали слово «воображение», поэтому слово «вера» — это лучшее, что в те времена мессии могли предложить толпам своих последователей, жаждавшим святости. Кроме того, тогда не было кунжута.

Я знал наверняка, что кунжут тогда был, но пропустил эту наглую ложь мимо ушей.

— Так я должен представить себе, что я намагничиваюсь? Мне надо представить, как некая мудрая мистическая красавица возникает в толпе наших пассажиров на поле в Таррагоне, штат Иллинойс? Я могу это сделать, но на этом всё и закончится, всё останется только в моем воображении.

Он беспомощно глянул на небеса, представленные в данный момент жестяным потолком с неоновой рекламой кафе «Эм и Эдна».

— Просто в твоём воображении? Ну, конечно, это твое воображение! Весь этот мир лишь твое воображение, разве ты забыл?

«Где твои мысли, там твой опыт»; «как человек думает, такой он и есть»; «то, чего я боялся, со мной и случилось»; «мыслетворчество — хорошая работа и полноценный отдых»; «быть самим собой — лучший способ найти верных друзей».

Твоё воображение вовсе не меняет Абсолюта и совершенно не влияет на истинную реальность. Но мы говорим о киномирах и киножизнях, где каждое мгновение иллюзорно и соткано из воображения. Всё это сны, наполненные символами, которые мы, спящие наяву, вызываем в нашем воображении.

Он положил нож и вилку в одну линию, будто строил мост от себя ко мне.

— Тебе интересно, о чём говорят твои сны? Так же точно ты смотришь и на вещи, окружающие тебя наяву, и задаёшься вопросом, о чём говорят они? Ты и твои самолёты, — куда ни глянь, ты везде их видишь.

— Пожалуй, верно. — Я мечтал о том, чтобы он хоть немного сбавил темп и перестал заваливать меня всем этим так сразу; тяжко поглощать новые представления с такой бешеной скоростью.

— Что означает для тебя сон, в котором ты видишь самолеты?

— Свободу. Когда мне снятся самолеты, я ухожу от гнёта реальности в полёт и чувствую себя совершенно свободным.

— Насколько чётко ты хочешь это ощутить? Сон наяву — это то же самое, ты освободишься от всего, что привязывает тебя: от рутины, властей, скуки, земного притяжения. Ты пока ещё не смог осознать, что уже свободен, что ты всегда был свободен.

А если у тебя воображение с несколько кунжутных зерен... считай, что ты всемогущий волшебник, творящий свою собственную сказочную жизнь.

Лишь воображение! Ну и сказал же ты!

Официантка, протиравшая тарелки, время от времени странно поглядывала на него — кто он, чтобы говорить такие вещи?

— Поэтому, тебе никогда не бывает одиноко, Дон? — спросил я.

— Если я сам этого не захочу. У меня есть друзья в других измерениях, которые навещают меня, время от времени. Да и у тебя они есть.

— Нет. Я имею в виду это измерение, этот воображаемый мир. Покажи мне, что ты имеешь в виду, яви мне махонькое чудо такого магнита... Я очень хочу этому научиться.

— Это ты мне покажи, — сказал он. — Чтобы что-то пришло в твою жизнь, тебе надо представить, что оно уже там.

— Вроде чего? Вроде моей прекрасной незнакомки?

— Да, что угодно. Незнакомку потом. Для начала, что-нибудь попроще.

— Начинать прямо сейчас?

— Да.

— Отлично... Голубое перо.

Он удивленно посмотрел на меня, ничего не понимая.

— Ричард, какое голубое перо?

— Ты же сказал, что угодно, кроме незнакомки, что-нибудь помельче. Он пожал плечами.

— Прекрасно. Пусть будет голубое перо. Представь себе это перо. Увидь его — каждую черточку, края, кончик, хвостик, пушок около основания. Всего лишь на минуту. Этого хватит.

Я на минуту закрыл глаза, и перед моим внутренним взором предстал чёткий образ. Небольшое, по краям ярко-голубой цвет переходит в серебристый. Сияющее перо, плывущее во тьме.

— Если хочешь, окружи его золотистым сиянием. Обычно его используют при лечении, чтобы материализовать процесс, но оно помогает и при магнетизации.

Я окружил свое перо золотистым сиянием.

— Сделал.

— Отлично. Глаза можешь открыть.

Я открыл глаза.

— Где мое перо?

— Если ты его чётко вообразил, в данный момент оно уже пулей летит тебе навстречу.

— Моё перо? Пулей?

— В переносном смысле, Ричард.

Весь день я ждал, когда же появится это перо, но всё напрасно. И только вечером, за плотным ужином из бутерброда с индейкой, я наконец увидел его. Рисунок и маленькая подпись на молочном пакете: «Упаковано компанией «Голубое перо», г. Брайон, штат Огайо».

— Дон! Моё перо!

Он посмотрел и пожал плечами.

— Я думал, что ты хочешь настоящее перо.

— Новичку любое подойдет, ведь правда?

— А ты представлял себе только само перо, или то, что ты держишь его в руке?

— Только само перо.

— Тогда всё ясно. Если ты хочешь быть вместе с тем, что притягиваешь, тебе надо и себя ввести в эту картинку. Прости, что забыл тебе об этом сказать.

Мне стало немножко не по себе. Всё получилось! Я впервые сознательно притянул в свою жизнь нечто!

— Сегодня перо, — заявил я, — завтра весь мир!

— Будь осторожен, Ричард, — предупредил он, — а то можешь очень пожалеть.

15

«Истина, которую ты изрекаешь, не имеет ни прошлого, ни будущего. Она просто есть, и этого для неё вполне достаточно».

Я лежал на спине под своим самолетом, вытирая масло с нижней части фюзеляжа. Почему-то сейчас из двигателя масло стало подтекать меньше, чем прежде. Шимода прокатил одного пассажира, а потом подошёл и сел на траву рядом со мной.

— Ричард, как ты можешь надеяться поразить мир, если все кругом работают, чтобы заработать себе на кусок хлеба, а ты целыми днями лишь совершенно безответственно летаешь на своём захудалом бипланчике и катаешь пассажиров? — Он снова проверял меня. — На этот вопрос тебе придётся отвечать не раз.

— Пожалуйста, Дональд. Во-первых: я существую вовсе не для того, чтобы чем-то поразить этот мир. Я существую для того, чтобы быть счастливым в этой жизни.

— Отлично. А во-вторых?

— Во-вторых, для того, чтобы заработать себе на хлеб насущный, каждый волен делать то, что ему хочется. В-третьих, ответственность — это способность отвечать за что-то, за тот образ жизни, который мы выбираем сами. И есть лишь один человек, перед которым мы должны держать ответ, и, конечно же, это...

— Мы сами, — закончил за меня Дон вместо воображаемой толпы искателей истины, незримо рассевшихся на траве вокруг нас.

— Человеку вовсе нет нужды держать ответ даже перед самим собой, если ему это не нравится... в безответственности нет ничего плохого.

Но большинству из нас интересней знать, почему мы поступаем так, а не иначе, почему мы делаем именно такой выбор — любуемся ли мы птицами в лесу, наступаем ли на муравья или работаем ради денег, делая совсем не то, что нам хочется. — Я поморщился. — Похоже, получилось длинновато. Он кивнул.

— Даже слишком.

— Ладно... Как ты хочешь поразить мир... — Я закончил работу и удобно устроился в тени под крылом. — А как насчёт: «Я разрешаю миру жить, как ему хочется, и я разрешаю себе жить, как я сам того хочу».

Он расплылся в счастливой улыбке, явно гордясь мною.

— Ответ, достойный истинного мессии! Просто, ясно, легко запоминается и непонятно до тех пор, пока не поразмыслишь на досуге.

— Задай ещё вопрос. — Какое же наслаждение наблюдать за работой собственной головы, решающей мировые проблемы.

— Учитель, — сказал он. — Я жажду любви, я добр, я делаю другим то, что хотел бы получить от них, но всё равно у меня нет друзей, я совсем одинок. Ну, что ты ответишь на это?

— Понятия не имею, — ответил я. — Ни малейшего.

— Что?

— Это просто шутка, чтобы оживить компанию. Просто безобидная смена темы.

— Оживляя компанию, Ричард, будь очень осторожен. Ведь проблемы, с которыми люди к тебе приходят, им вовсе не кажутся забавными шутками, если, конечно, они не успели еще далеко уйти в духовном развитии, а те, кто уже ушёл достаточно далеко, знают, что они сами себе мессии.

Тебе даются ответы, так что потрудись произнести их вслух. Попробуй только побаловаться с этим «понятия не имею», и увидишь, сколько секунд толпе потребуется, чтобы поджарить такого шутника на костре.

Я гордо выпятил грудь.

— Страждущий, ты пришел ко мне за ответом, так внемли: Золотое Правило неприменимо. Что если бы ты встретил мазохиста, воздающего окружающим то, что ему хотелось бы получить от них? Или человека, почитающего Бога-Крокодила, мечтающего лишь о высочайшей чести быть брошенным ему на съедение?

Даже тот самый Добрый Самаритянин, с которого всё и пошло... С чего он взял, что человек, лежащий на обочине, хотел, чтобы его раны омыли и залечили? А может, преодолением этого испытания он хотел излечиться духовно? Лежал себе в пыли и тихо наслаждался. Мне казалось, что я говорю очень убедительно.

— Даже если изменить формулировку Правила на: «Делай другим то, что они хотят получить», мы ничего не добьёмся — ведь мы знаем только то, что хотим получить от окружающих.

На самом деле, Правило значит: «Поступай со встречным так, как ты сам хочешь с ним поступить», — и мы должны применять его с чистой совестью. Тогда тебе не придется стегать мазохиста его кнутом просто от того, что он об этом мечтает. И совсем ни к чему прикармливать крокодилов их почитателями.

Я посмотрел на Шимоду.

— Слишком многословно?

— Как всегда. Ричард, ты растеряешь девяносто процентов своих слушателей, если не научишься говорить кратко.

— А что плохого в том, чтобы потерять девяносто процентов моих слушателей? — спросил я в ответ. — Что плохого, если я теряю всех моих слушателей? Я знаю то, что я знаю, и говорю то, что говорю. А если это плохо, ну что ж, ничего не поделаешь. «Полёт на биплане обойдется вам в три доллара наличными».

— А знаешь... — Шимода встал, стряхивая солому с джинсов.

— Что? — недовольно спросил я.

— Ты только что сдал выпускной экзамен. Ну, и как тебе нравится быть Мастером?

— Разочарование и безысходность.

Он посмотрел на меня с неуловимой улыбкой.

— К этому привыкаешь.

«Очень легко проверить, окончена ли твоя миссия на Земле: если ты жив — она продолжается».